Иконы старообрядцев Сызрани, Средней и Нижней Волги - Иконы Саратовской губернии, Хвалынск и Черемшан

Наш короткий рассказ о старообрядческой иконе Саратовской губернии невозможен вне контекста истории монастырских агломераций Иргиза и Черемшана. Иргиз – конечная точка переселенческого маршрута «ветковских заграничных раскольников». Инициатива переселения старообрядцев на берега Иргиза, притока Волги слева по течению, принадлежала императрице Екатерине II и была реализована на практике в 60-х годах 18 века. Метод реализации этой инициативы получил известность как «вторая выгонка». Этот факт ранее освещался нами. Староверы, прибывающие с Ветки на Иргиз, интенсивно осваивают прилегающие территории, образуя слободы: Балаково, Мечетная – ныне город Пугачев, Каменка и другие. Здесь же старообрядцы во множестве обустраивают скиты, впоследствии монастыри. Пополняют приезжие староверы и общины крупных городов губернии – Саратова, Вольска и Хвалынска. На описании становления, развития, уклада и значении старообрядческих монастырей Иргиза и Черемшана подробно останавливались в своих работах С.А. Обухович, И.В. Полозова, Е.М. Юхименко. Вкратце перескажем содержание работ этих авторов.

Первый старообрядческий скит на Иргизе появляется уже в 1763 году – Авраамиев скит (с 1786 г. Нижне-Воскресенский монастырь), в 1764 – Пахомиев (с 1788 г. – Средне-Никольский монастырь) и Исаакиев (с 1783 г. – Верхне-Успенский, а с 1804 г. – Спасо-Преображенский монастырь), в 1765 – Маргаритин скит (с 1782 г. Верхне-Покровский женский монастырь), в 1783 – Анфисин скит (впоследствии Средне-Успенский женский монастырь) (2). Количество насельников монастырей увеличивалось с каждым годом и к 30-м годам 19 века составляло по разным монастырям от 100 до 700 человек. Старообрядцы края в подавляющем большинстве представляли согласия имеющие священство, прежде всего беглопоповцев и в незначительной мере белокриницкой иерархии. Невозможно недооценить роль и влияние иргизских монастырей на рубеже 18 и 19 веков. Росту авторитета среди приверженцев старой веры способствовала репутация монастырей как единственного «правильного места», где «исправлялись» иереи и освящались походные церкви (3).«Иргизскую справу» проходили священники со всех регионов Поволжья, из городов: Астрахань, Вятка, Кострома, Ярославль, Пенза, Сенгилей, Сызрань, Чистополь, Казань, Симбирск, а также Калуга и Тамбов.

Безусловно, такое положение дел не могло устраивать ни официальную церковь, ни государственные власти. Высочайший Указ от 2 августа 1828 года переподчинял монастыри местному губернскому начальству, заложив основы их присоединения к единоверию. Несмотря на сопротивление насельников обителей, поддерживаемых жителями окрестных селений, процесс перехода Иргиза в единоверие завершился к 40-м годам 19 века. Не обошлось, как водится, без применения военной силы. По сведениям властей захват монастырей оказался бескровным, что, правда, противоречит некоторым старообрядческим источникам. Старообрядцы, не пожелавшие примкнуть к единоверию, выселялись в различные отдаленные регионы страны, часть «разбрелась не только по соседнему Среднему Поволжью, но по губерниям всей России…».

Разорение иргизских монастырей послужило началом истории старообрядческой монашеской жизни на Черемшане. Река Черемшан расположена в Саратовской губернии, в нескольких верстах от небольшого купеческого города Хвалынск, по правому берегу Волги. Испокон, состоятельные горожане владели на Черемшане садами и дачами, там же, располагались различные хозяйственные постройки и мельницы. Удобное место для размещения беглецов с Иргиза - благо, именитые хвалынские купеческие семьи сами принадлежали старообрядчеству. «Нашедшие приюта» выдавались хозяевами за нанятых рабочих, слуг и помощников по хозяйству. Келии для «справления обрядов по старообрядческому канону» со временем преобразовывались в небольшие скиты и общежития, а впоследствии в монастыри. Архивные документы 70-х годов 19 века пестрят сообщениями об «устройстве раскольничьих скитов», об облавах, обысках, арестах и «помещении в хвалынский тюремный замок», о раскольниках, «лжемонахах» и «лжеинокинях». Фигурантами этих сообщений зачастую становятся представители самых богатых хвалынских купеческих семей: Кузьминых, Михайловых, Пономаревых, Толстиковых, Кривошеиных. Несмотря на гонения, жизнь старообрядческих монастырей на Черемшане текла своим чередом. «Сюда съезжались представители самых разных старообрядческих течений из Москвы, Архангельских лесов, с Кавказа, Урала и Зауралья. Здесь существовала кафедра и рукополагались епископы на всю старообрядческую географию» (1). На Черемшане имели резиденции многие старообрядческие епископы. К концу 19 века большинство монастырей принадлежало белокриницкой иерархии, одна обитель – беглопоповцам и одна – беспоповцам (федосеевцам) (3). Конец истории черемшанских старообрядческих монастырей приходится на 1917 год.

Но, вернемся к главной теме нашего рассказа – старообрядческой иконе Саратовской губернии. Прежде, чем перейти к материалам наших архивов и иконам из нашей коллекции, отметим, что сведений в общедоступных источниках по поводу иконописания в губернии не так уж и много. Первое, что приходит на ум, при изучении старообрядческой иконы Нижнего Поволжья, – обратиться к произведениям уроженца Хвалынска, художника К.С. Петрова-Водкина. В ранней юности Кузьма Сергеевич попадает в мастерскую иконописца, где приобретает опыт написания икон. Впоследствии впечатления от этого события художник доносит до зрителя отголосками иконописного стиля в своих полотнах. В книге «Пространство Эвклида. Моя повесть» (1932), Петров-Водкин так описывает свое знакомство с иконописцем: «… натолкнулся я на профессионала-иконописца «древлего обычая», на Филиппа Парфеныча …Филипп Парфеныч был старовер, но и «церковники» любили прибегать к его услугам, … Филипп Парфеныч рассказал мне о старце Варсонофии – доличнике, живущем в староверческом скиту». Признаться, цитата расхожая, без нее не обходится ни одна статья, посвященная местному иконописанию. Однако остановимся на некоторых деталях, почерпнутых из главы «Искусстники» - источника этой цитаты. Из текста узнаем, что дело происходит в Хвалынске, «До переезда в Самару…». Художник о себе говорит: «…я, двенадцатилетний мальчик», следовательно, описывает события 1890-го года (время расцвета черемшанских монастырей). Филипп Парфеныч мастер-иконописец, дописывает лики на иконах старца Варсонофия, доличника. Оба из старообрядцев, причем Варсонофий живет в скиту, скиты находятся в предместьях Хвалынска, по Черемшану. «Филипп Парфеныч был старовер, но и церковники любили прибегать к его услугам…» - под «церковниками» можно понимать как священников господствующей церкви, единоверцев, так и иереев согласий имеющих священство. С подобным фактом мы уже сталкивались – в этом случае иконописец скорее всего мог принадлежать какому-либо беспоповскому толку. «Собирал я с Филипп Парфенычем самородные охры, земли и камни по размывам оврагов и гальковых отложениях». Напомним цитату из раздела «Иконы Симбирской губернии. Сенгилеевский уезд. Село Тереньга» - иконописцы добывали «годный для промысла сырой Материал». Использование местных пигментов в значительной степени определяло сдержанный колорит теренгульских икон и способствовало уменьшению их стоимости. Следуя этой закономерности, есть основания полагать, что в хвалынских и черемшанских иконах, созданных старообрядцами, мы также не увидим феерию цвета.

Остановимся на статье В.И. Бородиной, директора Хвалынской картинной галереи, «Хвалынские иконы» (4). В ней, наше внимание привлекла следующая фраза: «В Саратовской области иконописание было распространено не только в Хвалынске, но и в близлежащих городах – Вольске, Балаково – местах заселенных старообрядцами. … Иконописанием, как побочным ремеслом чаще всего, по-видимому, занимались крестьяне, дьячки, пономари, монахи». Содержание этой фразы совпадает с нашими представлениями об ареале старообрядческого иконописания в Саратовской губернии, стоит добавить лишь Кузнецк (ныне Пензенская обл.) и губернский город Саратов. Позволим себе одно уточнение, основанное на имеющихся у вас архивных и некоторых иных материалах. Иконописный промысел производился: «профессионалами-иконописцами» (по Петрову-Водкину); крестьянами «только в период времени свободный от земледельческих работ» (как в селе Чертановка Сенгилеевского уезда Симбирской губернии); насельниками именно черемшанских (!) скитов или монастырей во второй половине – конце 19 века. Сказанное не означает, что старообрядцы Саратовской губернии не могли писать икон в других местах, например на Иргизе. Это означает лишь то, что мы не владеем какой-либо достоверной информацией по этому поводу.

Впрочем, связь Иргиза, по крайней мере, косвенная, с сызранским иконописанием была отмечена ранее, в статье «Иконы старообрядцев Сызрани и Средней Волги». П.В. Половинкин (Самара) обратил наше внимание на упоминание в произведениях Павла Прусского (Леднева) (1821 – 1895) безымянного иконописца с Иргиза, переехавшего в Сызрань. Основываясь на обоснованном предположении Половинкина, стоит утверждать, что предки иконописца из Сызрани Попова (Порфирова) Давида (Давыда) Васильевича (1822 – после 1889 г.) вели свое происхождение с Иргиза. Из дела об открытии мещанинами Поповым и Старцевым раскольнических молелен от 20 октября 1866 года: «Давыд Васильев Попов по происхождению своему от Духовного звания, прадед был церковником, дед мещанином занимался иконописною работаю …». Опять нам встретилось понятие «церковник», содержание которого мы попытались раскрыть при описании образа Филиппа Парфеныча - героя рассказа К.С. Петрова-Водкина. Сам Д.В. Попов (Порфиров) был беспоповцем и принадлежал «поморской секте». Нехитрые расчеты дают нам время занятия иконописным ремеслом деда Д.В. Попова – Порфира, это 1800 – 1840 годы. Примерно в 40 –е годы 19 века мы и обнаруживаем следы этого персонажа в сызранских архивах. То есть, сразу после закрытия старообрядческих монастырей на Иргизе.

Существенным обстоятельством в установлении связей старообрядческих общин Саратовской губернии и старообрядцев Сызранского и Сенгилеевского уездов Симбирской губернии является их соседство, географическая близость. Город Хвалынск расположен от Сызрани в 80 км вниз по Волге.

Тесная духовная связь хвалынских и сызранских старообрядческих общин находит многочисленные подтверждения в наших архивах. Так фигурантом архивных записей в 1878 году становится иконописец, хвалынский мещанин Павел Семенов. «В Симбирскую Духовную Консисторию. Репорт. Во исполнение Указа Духовной Консистории от 16-го Декабря 1877-го года за № 9719 долг имею донести, что собеседования с Сызранскими Старообрядцами в прошлом 1877 году … начались с 13 февраля и продолжились по 1-е Мая … Собеседования производили со стороны раскольников: безпоповщинской секты города Сызрана крестьянин Егор Евсеев Болдырев, села Павлова Хвалынского уезда крестьянин Григорий Афанасьев, Иконописец Павел Семенов – Австрийской поповщины Хвалынский мещанин, Иван Петров Маслов – известный начетчик и хороший знакомый лжеепископа Казанского Пафнутия» (5). Упомянутый в «Репорте» «лжеепископ» Казанский Пафнутий (Шикин) в то время постоянно проживал на Черемшане в обители Фелицаты.

Учитывая изложенные обстоятельства, предположение о схожести иконописных стилей значительной части старообрядческих икон Сызрани и Саратовской губернии представляется нам вполне оправданным.

Ежегодные саратовские и казанские ремесленные и сельско-хозяйственные выставки были одним из самых значительных событий региона, в них принимали участие те, кто «желал отличиться», участниками выставок эпизодически становились иконописцы, живописцы и иконостасных дел мастера. В «Кратком указателе сельско-хозяйственной выставки в Саратове» от 1875 года за номером 21 значится икона «Божией Матери» иконописца Солонина из Саратова, а за номером 29 – «Деревянный иконостас» иконостасных дел мастера Россова, также из Саратова. Однако никаких указаний на стиль, в котором выполнены эти произведения, мы не находим. В газете «Саратовские губернские ведомости», №85 от 31 октября 1893 года содержится обзор Губернской сельско-хозяйственной выставки: «Из иконописцев выставили свои произведения гг. Мордвинкин (саратовский) и Чечварин (вольский). Иконы их интересны тем, что прекрасно выдержаны в древнем стиле, преимущество отдаем г. Мордвинкину, который помимо выдержки стиля, воспроизвел свои работы лучше в техническом отношении». Итак, предпочтения на выставке отданы саратовскому иконописцу Мордвинкину, нежели иконописцу из Вольска Чечварину, важный факт - работы обоих выдержаны в древнем стиле – именно такие образы и предпочитали старообрядцы Нижней и Средней Волги. В 1898 году на Саратовской сельско-хозяйственной выставке за представленную икону иконописец С.И. Будников (Саратов) удостаивается бронзовой медали. В нашем распоряжении оказались изображения иконы «Спас Нерукотворный» с оттиском чернильной печати на обороте: «Удостоен бронзовую медалью на саратовской выставке. Иконописец Степан Иванович Будников». На печати - вид медали выставки с годом: 1898. Получившие награды иконописцы, часто отмечали свои произведения подобным образом. Но, что привлекло наше внимание! Икона была написана в традиционной «сызранской» манере. На пологой лузге – характерный орнамент в форме чередующихся изображений цветка ромашки и завитков трилистника. Цветовая гамма и колорит иконы, способ моделирования лика, так же неотличимы от сызранских.

В нашей коллекции представлены три иконы иконописца Г.А. Комиссарова из Хвалынска: «Святитель Николай Мирликийский» (1895), «Покров» (1895) и «Богоматерь Млекопитательница» (1896). На оборотах икон оттиски чернильных печатей «Иконописец Г.А. Комиссаров … г. в Хвалынске». Иконы снабжены пологой лузгой с типичными «сызранскими» вариантами декорирования. Создается впечатление, что иконописец при написании этих образов дословно следовал художественному языку, разработанному в Сызрани. На наших иконах Комиссаров демонстрирует чрезвычайно высокий уровень иконописания. Правда, белильные разделки лика Святителя Николая Мирликийского, на одноименной иконе, в значительной мере утрачены - результат неумелой современной реставрации. После удаления поновлений мы оставили все как есть. В силу этого, создается впечатление, что качество письма этого образа уступает качеству икон «Покров» и «Богоматерь Млекопитательница».

Таким образом, мы выделили первую группу старообрядческих икон Саратовской губернии. Стиль написания этих икон и технология подготовки основы под иконопись идентичны иконам Сызрани. По имеющимся у нас датированным образцам, время создания этих памятников – конец 19 века.

Вторую группу старообрядческих икон губернии мы условно назвали «монастырскими». Эти иконы пришли в нашу коллекцию с севера Саратовской области, Хвалынска, Сызрани и юга Ульяновской области. Иконы сугубо аналойного размера, снабжены торцевыми шпонками, написаны на достаточно толстых, грубо обработанных досках, иногда из древесины плодовых деревьев. Их особенностью, в том числе, является наличие узкой орнаментированной пологой лузги. Орнамент, нанесенный на лузгу, отличается разнообразием, но чаще растительный. Уровень письма икон – невысокий, иногда это скоропись, с преобладанием охристых оттенков (предполагаем, что охры – местные). Время написания икон, предположительно, последняя треть – конец 19 века. Несколько слов об истории появления в нашем собирательском обиходе определения «монастырские». Следует начать с того, что такое определение иконам дали не мы. На рубеже 20 и 21 века иконы этого типа встречались во множестве, они превосходили по числу, сызранские иконы. Стоили иконы недорого. Их художественный уровень значительно уступал иконам Сызрани, и мы не стремились за их счет пополнять свою коллекцию – о чем сейчас, конечно, жалеем. Приблизительно в то же время, в беседе со старым саратовским краеведом впервые пришлось услышать определение «монастырские», применительно к этим образам. По его мнению, это определение было устоявшимся, в каких кругах – не уточнялось. Первоначально к его заявлению мы отнеслись с недоверием, представление о монастырских иконах у нас ограничивалось обликом небольших паломнических «раздаточных» иконок. О том, что местом создания описываемых икон могли быть старообрядческие монастыри Саратовской губернии, мы поняли много лет спустя. Предположение о времени написания саратовских «монастырских» икон приводит нас непосредственно к Хвалынску и Черемшану, поскольку старообрядческие монастыри Иргиза к этому времени уже не существовали. Подобные иконы встречаются сегодня в старообрядческих церквях и моленных по всему Нижнему и Среднему Поволжью, представлены они и в собраниях музеев Саратовской области.

Согласно нашим представлениям, третью группу саратовских старообрядческих икон образуют иконы, поступившие в коллекцию из центральной части современной Саратовской области (Вольск, Балаково) и датированные второй половиной 19 – началом 20 веков. Общей особенностью этих икон является наличие орнаментированной широкой пологой лузги, с доминированием S-образного элемента в декоре. Этот элемент, по форме напоминающий жирного червяка, послужил основанием в просторечии именовать данный орнамент «червячным». Нередко он выглядит как составляющая рудиментарного «сызранского» орнамента. Эти иконы отличаются качественной обработкой основы. На досках средне и большеформатных икон используются профилированные встречные шпонки, на малоформатных иконах – торцевые. Уровень иконописи – средний, в некоторых случаях – настолько высокий, что только наличие характерного орнамента позволяет нам отличить эти иконы от икон московской работы.

Итак, часть икон нашей коллекции написана старообрядческими мастерами Саратовской губернии. В некоторых случаях место производства памятника удается выяснить по оттискам печатей на оборотах икон. В других случаях определению места написания служат некоторые статистические, исторические и знаточеские основания. Несмотря на все разнообразие, общим для всех групп икон, описанных нами, является их происхождение - территория современной Саратовской области, а так же типичные формальные признаки – пологая лузга с орнаментальной рамкой, ковчег, двойная опушь по полям. Указанные формальные признаки являются общими не для только старообрядческих произведений, вышедших из иконописных мастерских Саратовской губернии, но и мастерских всего региона Среднего и Нижнего Поволжья, позволяющие отнести эти произведения к одной художественной культуре.

Список литературы:

• 1. С.А. Обухович. Черемшан как центр старообрядчества Поволжья // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. Сер. «История». Вып.8. – Тольятти: Издательство ВУиТ, 2006.
• 2. И.В. Полозова. Иргизские и черемшанские монастыри и их роль в жизни саратовского старообрядчества // Известия Саратовского университета. Серия История Международные отношения. Том 13, 2013.
• 3. Е.М. Юхименко. Старообрядчество: История и культура. М., 2016.
• 4. В.И. Бородина. Хвалынские иконы // Вифлием – Дом Хлеба. Выпуск 4, 2012.
• 5. ГАУО, ф.134, оп.7, д.294, л.36-36об.

А.А. Кириков

Москва